Снаружи продолжались выстрелы, однако мы уже выезжали из города, так что были спокойны. Все на борту и вряд ли что может случиться… мы поняли, как ошиблись, только тогда, когда в заднюю перегородку попало несколько пуль, и послышался сдавленный вздох…
Глава седьмая: Витебск
– Чёрт, чёрт, Макс, сукин сын, держись! Ты какого хрена помирать собрался!? – орал во всю глотку Гоша, пытаясь остановить кровотечение.
Но всё было бесполезно. И все это понимали, и я, и Антон, и Пётр, и Гоша, и сам Макс.
– Хаха, ты ведь прекрасно понимаешь, что если ты будешь тупо ругаться и пытаться закрыть рану ладонью – от этого ничего не изменится, – улыбаясь, произнёс Максим.
С краешков его рта полились кровавые струйки, он сглотнул. Упёршись головой в кабину автомобиля, он лежал в кузове, там же находился Георгий, мы с парнями стояли вокруг. От злопамятного Ивье мы отъехали всего на километр, фон здесь был в норме, так что стоять снаружи было не боязно. Единственное, чего я боялся, было преследование. А о смерти Максима мы уже поняли все.
– Тогда, сейчас… парни дайте аптечку! – сначала засуетился, а потом рявкнул Гоша. Пётр спохватился, но сразу же воротился.
– Мужик, может, хватит ломать комедию… Мы отлично понимаем… кхе-кхе… что бывает если человека пули из «калаша» насквозь прошьют, – Макс снова закашлялся. – Блин, ахренеть, а ведь такое путешествие намечалось. Ну что ж, видать, не суждено. А ведь мне было так приятно, что ты меня позвал… кхе-кхе, кхе-кхе-кхе… аааа… гордость так и заиграла. Сам Ты меня зовёшь, обычно на подобное ты кого другого берёшь, меня так давно не нанимал… Вот, на беловержца, например, Санька взял, хотя да, он охотник, ему платить меньше надо, – он вновь улыбнулся. – А ведь я так хотел семью завести, детей вырости. Думал, увидеть, как мы обратно цивилизацию воротим… Хотя, что за бред, на её отстройку лет 300 понадобится, минимум. Эх, я так и не перестал быть мечтателем. Хаха.. кхе-кхе-кхе… куха-куха!.. ээээм, – он оглядел нас уже почти остекленевшими глазами и всё с той же улыбкой спросил: – А чего все такие грустные? А? Что поуныли? Нечему тут унывать, куда бы я ни попал – хоть Рай, хоть Ад – там по-любому лучше, чем здесь будет.
Все молчали. Вроде бы и плакать хотелось, да вот только не получалось. Получалось только слышать его медленный, тихий, низкий голос. С каждой секундой всё угасающий и угасающий…
– Мужики, я только об одном прошу: похороните по-человечески. Не слишком хочется гнить у дороги. И, это, ещё.. кхе-кхе-кхе.. куха-куха-куха-куухммг… хотя бы вы, доберитесь до Минска. Меня с вами уже не будет, но чтоб память была… ээх… – он с трудом окрыл верхний карман на кустарном бронежилете, засунул туда руку, там что-то зашуршало, он взял это нечто в кулак и высунул кисть, – вот, возьмите ириски, обожаю эти конфеты, с ними мне везде… кха… лучше было. – Макс, продолжая улыбаться, протянул руку Гоше и разжал её. Георгий пару секунд постоял, глупо смотря на его ладонь, но затем всё же сгрёб содержимое и зажал в кулаке. Умирающий довольно кивнул, из его груди вновь вырвался приступ кашля, в некоторые моменты казалось, что сейчас вместе с воздухом изо рта выйдут и лёгкие. Однако оттуда вырывалась только кровь. Когда всё прекратилось, он посмотрел на ночное небо и произнёс: – И, спасибо вам, за всё…
Его глаза ещё некоторое время живились неким огоньком, а потом резко потускнели. Всё, человеческая душа, носимая в этом теле, потухла…
***
Мы отъехали ещё на пару сотен метров. Все молчали, в глазах Гоши можно было заметить влажный блеск. Труп Максима лежал в кузове. Мы не решились хоронить его там же по понятной причине: все опасались преследования.
Когда машина остановилась, все четверо вышли. Антон остался стоять у автомобиля, на случай чего, а мы с парнями отнесли завёрнутое в брезент тело к пригорку. Гоша ещё в «Форде» прихватил сапёрную лопатку и теперь ловко орудовал ею. Быстрыми рывками он откапывал яму, подходящую по размеру усопшему. Некоторое время это никак не выходило: земля от сырости стала напоминать клей. Однако вскоре всё было готово. Мы с Петром положили Макса в его усыпальницу, после сгребли землю обратно на место, похоронив под ней брезент с человеком внутри.
Мы постояли у «могилы» ещё некоторое время. Георгий что-то пробурчал под нос, наверное, молитву, Петя просто покрестился, я последовал его примеру: ни единой молитвы я всё равно не знал. Затем Гоша резко воткнул лопатку в землю, достал один леденец, положил его в рот и так же резко устремил взор в небо, преждевременно устремив к нему лицо.
– Чую, дождь будет, – промолвил он, и с тяжким вздохом провёл ладонями по голове. – Ладно, идёмте, здесь смотреть больше не на что.
Он взял лопатку и ушёл. Мы с Петром ещё немного постояли, после чего развернулись и пошли. Когда уходили, мне даже показалось, что Петя на прощание махнул рукой, но точно я это утверждать не могу.
Как только мы подошли к машине, Антон встретил нас прямым и твёрдым вопросом:
– Где ночевать будем? – казалось, будто ему вообще сейчас не до чего не было дела, но и мне сейчас до него тоже никакого дела не было.
Я просто прошёл мимо.
– Чё первым найдём, там и заночуем, – глухо ответил Пётр.
Антона, видимо, это вполне устраивало. Как же он бесил в такие моменты… но сейчас я был слишком опустошённый и уставший чтобы злиться.
Мы ехали. Оружие Макса мы оставили, как и его разгрузку со всей амуницией – вещи как-никак нужные, хоть и с остатками крови, которая может привлечь недругов. Однако на этом участке полоса была зелёной. Так что двигались смело. А до следующей опасности.. надеюсь руки дотянуться отчистить.
Все молчали, ни у кого не было желания заговорить. Да и не было о чём разговаривать. Все до сих пор переваривали недавно случившиеся события. А ведь как странно, вроде только недавно выехали, а уже столько произошло. Только что как бы было десять часов утра и пятеро людей в одной машине, а уже полночь, и четыре уставших, пораженных внешним миром человека сидят в том же автомобиле.
Наконец показались дома. Это был некий небольшой посёлок, названия при въезде мы не увидели. Но нас это и не интересовало.
Съехав с пригорка, мы проехали до конца села, туда, где были лучше всех сохранившиеся хаты.
Полная тьма и мягко флюоресцирующий туман создавали неясную, неведомую и невиданную мне ранее атмосферу. Некая загадочность и красота парила в ней, однако и мягкий привкус тревоги и предостережения тоже чувствовался.
Мы вышли из машины. Действительно, шёл дождь, да и причём очень даже неслабый. Хм, странно, а внутри я как-то и не заметил.
Гоша вытащил пледы откуда-то из-под заднего сиденья, закрыл авто и мы отправились в дом.
Это была обычная деревенская постройка: четыре деревянных, черных от сырости, стены, внутри них печь и нехитрая мебель. Всё как я и ожидал. Гоша прошёлся с дозиметром рядом с мебелью, но это было так, скорее, для галочки. Сейчас на небольшой фон нам было наплевать, мы слишком устали. Пару уколов «антирада» – и всё в норме. Мебель, кстати, стояла целая, до неё, видимо, никто с войны и не притрагивался… Хотя кому здесь притрагиваться? А интересно, кстати, где здесь люди, вроде место ничего такое, почему никого нет. А ведь о чём это я, за четыре года много чего случиться могло.
Решили спать на полу, так хотя бы будет меньше радионуклидов от предметов в организм переходить. Георгий взял три походных коврика, следовательно, это означало, что один останется на вахте.
– Я буду, – спокойно отозвался Антон. – Я в машине отдохнул вдоволь.
Не говоря больше ни слова, он пошёл к дверям. По ночам бывает холодно, так что на улицу никто его не выгонял, да и сам он туда не торопился. Внутри лучше.
Гоша лёг у окна, чтобы видеть автомобиль. Мы же с Петром устроились посередине. Легли рядом – так теплее будет. В качестве подушки я использовал свой рюкзак, предварительно пристроив под него бронежилет, хоть какой комфорт.
Я уже закрыл глаза, как со стороны окна услышал:
– А ведь он больше всех жить хотел, – о ком говорил Гоша, спрашивать не пришлось. Всем и так было ясно. – Иногда из-за стремления к жизни даже от заданий некоторых отказывался. Даже за приличные суммы не соглашался, уж слишком жизнь любил. Даже такую, которая сейчас. Пошутить любил, ха, думаю, вы это уже поняли, ну и приврать тоже был горазд. Ха, даже вон, перед смертью не удержался, слукавил всё-таки… чертяка. Сказал, что я вместо него Саню на беловержца отправил, а ведь это он сам не пошёл. Эх, ну даёт, а?
Он замолчал.
– И что же так жизнь любить, если в ней всё равно никакого толка?… – хмуро спросил неведомо у кого Петя.
– А ты за что её любишь? – вопросом на вопрос ответил я.
– А я и не люблю. Просто сам, гхм, убиться – не могу, грех на душу большой, а я верующий. А добровольно под пули лезть не хочу, гордость не позволит.
